Про человека, который хотел украсть Колизей

Как-то раз одному человеку взбрело в голову украсть знаменитый римский Колизей. Он захотел, чтобы Колизей принадлежал только ему. «Почему, – недоумевал он, – я должен делить его со всеми? Пусть он будет только моим!» Он взял большую сумку и отправился к Колизею. Там он подождал, пока сторож отошел в сторонку, быстро набил сумку камнями из развалин древнего здания и понес домой.

На другой день он проделал то же самое. И с тех пор каждое утро, кроме воскресенья, он совершал по крайней мере два, а то и три таких рейса, всякий раз стараясь, чтобы сторожа не заметили его. В воскресенье он отдыхал и пересчитывал украденные камни, которые грудой лежали в подвале.

Когда же подвал весь был забит камнями, он стал сваливать их на чердаке. А когда и чердак заполнился до отказа, то стал прятать камни под диваны, в шкафы и даже в корзину для грязного белья.

Каждый раз, приходя к Колизею, он внимательно осматривал его со всех сторон и думал: «Он кажется все таким же огромным, но некоторая разница все же есть! Вон там и вот тут уже немного меньше камней осталось!»

Он вытирал пот со лба и выковыривал из стены еще один кирпич, выбивал из арки еще один камень и прятал их в сумку. Мимо него проходили толпы туристов с открытыми от восхищения и изумления ртами. А он ухмылялся про себя: «Удивляетесь? Ну-ну! Посмотрю-ка я, как вы будете удивляться, когда в один прекрасный день не найдете здесь Колизея!»

Порой случалось ему заходить в табачную лавку – а в табачных лавках в Италии всегда продают открытки с изображением достопримечательностей. Когда он смотрел на открытки с видами старинного амфитеатра Колизея, то всегда приходил в хорошее настроение. Правда, он тут же спохватывался и притворялся, будто сморкается, чтобы не увидели, как он смеется: «Ха-ха-ха! Открытки! Подождите, скоро только открытки и останутся вам на память о Колизее!»

Шли месяцы, годы. Украденные камни громоздились теперь под кроватью, заполнили кухню, оставив лишь узкий проход к газовой плите. Камнями была завалена ванная, а коридор превратился в траншею.

Но Колизей по-прежнему стоял на своем месте и пострадал от воровства не больше, чем от комариного укуса. Бедняга вор сильно постарел за это время и пришел в отчаяние. «Неужели, – думал он, – неужели я ошибся в своих расчетах? Наверное, легче было бы украсть купол собора Святого Петра! Ну да ладно, надо набраться мужества и терпения. Взялся за дело – надо доводить его до конца».

Однако каждый поход к Колизею давался ему теперь нелегко. Сумка оттягивала руки, а они были к тому же сплошь в ссадинах. И когда однажды он почувствовал, что жить ему осталось недолго, он в последний раз пришел к Колизею и, с трудом карабкаясь по скамьям амфитеатра, забрался на самый верх. Заходящее солнце окрашивало древние руины золотом и багрянцем. Но старик ничего не видел, потому что слезы застилали ему глаза. Он надеялся, что побудет здесь, на верху, в одиночестве, но на террасу тут же высыпала толпа туристов. На разных языках выражали они свой восторг. И вдруг среди множества голосов старый вор различил звонкий детский голосок какого-то мальчика: «Мой! Мой Колизей!»

Как фальшиво, как неприятно звучало это слово здесь, среди самой красоты! Только теперь старик понял это и даже захотел было сказать об этом мальчику, захотел научить его говорить «наш» вместо «мой». Но сил у него уже не хватило.

Хотя я не рано выехал из Неаполя, но по прибытии в Рим у меня времени оставалось еще предостаточно, а палаццо Барберини - не так уж далеко. Как музей национальная галерея в Барберини понравилась мне больше, чем Боргезе - там многое отвлекает и чересчур пафосно, да и людно, а в Барберини - строго, спокойно, коллекция вряд ли хуже, а организация пространства и развеска полотен намного удобнее - похоже на Третьяковскую галерею и хронолого-тематическим построением экспозиции, не в пример хаосу Боргезе. Начинается с Паоло Венециано и Филиппо Липпи ("Благовещение" и "Мадонна" - прекрасные), далее - Перуджино: святой Джероламо с Иисусом, Иоанном, ну и со львом, куда ж без него. Хороший Лука ди Паоло. Никуда также и без Беллини, Лотто, Тинторетто (у последнего - "Христос и Грешница" и "Святой Джером"), "Венера и Адонис" Тициана. Бронзино - портрет бородатого Стефана Третьего. Звезда коллекция, воспроизводящаяся на рекламках галереи - "La fornarina" Рафаэля, переводится, кажется, "булочница", хотя это любовница и натурщица художника, и не могу не отметить, что у девушки глаза и грудь одинаково выразительны. Жалко, что очень многие полотна отсутствовали - разъехались по разным выставкам, не исключая и Караваджо. Что-то осталось - натуралистичная (но не настолько, какую я видел в Неаполе, от караваджистки Артемизии) "Юдифь и Олоферн", и премилый "Нарцисс" - грязноватый мальчишка, приглядывающийся к отражению в воде. Гверчино и Рени - в больших количествах, и среди прочего - "загадочные" гверчиновы "Аркадские пастухи" с черепом и надписью на могильной плите "Теперь я в Аркадии". Эль Греко - небольшие "Крещение Христа" и "Поклонение волхвов". Мужской портрет Гольбейна. Верхний этаж открывается неаполитанским разделом - Рибера и Джордано не в таких масштабах, как в Каподимонте, но качественные, один из мужских портретов Джордано - просто потрясающий, словно предвосхищает Сутина. Здесь и Сальватор Роза - в Неаполе есть улица его имени и станция метро, но полотна в глаза не бросались. Ну а в остальном - стандартный набор, вплоть до венецианских видов Гварди и Каналетто. В довесок к основной экспозиции предлагалась выставка Антонио Аквулли ака Антониацци Романо - подробно рассказывающая о творчестве мастера, его предшественниках, коллегах и последователях. Но 15-й и начало 16-го века - не "мой" период, и "открытия" я не сделал, хотя отметил "Благовещение" с кардиналом Торквемадой, изображенным помельче архангела и Девы, но крупнее всех прочих персонажей.

Пока не стемнело, захотелось поглядеть на город и при свете дня, а не только ночью. Не то чтоб я разочаровался - наоборот, и Санта-Мария-Маджоре, и особенно Сан-Пьетро-ин-Винкули с мраморным мавзолеем Юлия Второго работы Микеланджело (это где Моисей с рожками) - все это очень интересно, только чересчур для меня тяжело. А уж Цирко Массимо, этот полураскопанный котлован - зрелище крайне неприглядное. Я уже направлялся к музеям Капитолия, как ко мне обратился какой-то мужик. Рим - не Неаполь, тут не совсем запросто друг дружку донимают, но мужик прямо-таки недюжинный энтузиазм проявил - сказал, что видел меня из машины возле Цирка Массимо, подивился, что я так быстро иду (вероятно, намекая, что для человека, который еле-еле ползет и вот-вот повалится, чтоб больше не вставать, я довольно скоро перемещаюсь в пространстве), и что у его знакомых какой-то праздник, куда мне тоже следует пойти. Не знаю, что за праздник, я не до конца понял его путаные объяснения на языке, не родном для него и для меня - может, и в самом деле, а может гадость какая-нибудь, с итальянцами не угадаешь, но у меня в любом случае на первом месте святое искусство.

За музеи Капитолия пришлось отдать 2 евро, потому что включена выставка "Спинарио", а отказаться от нее нельзя - после Неаполя я уже не удивлялся. "Спинарио" - это мальчик, вытаскивающий из ступни занозу, статуя в постоянной экспозиции Капитолини, и выставка построена вокруг нее, с массой вариантов, какие только можно найти, всяких других мальчиков, тоже вытаскивающих занозы: скульптурных, нарисованных, выгравированных, чуть ли не описанных в литературе - фуфло, короче. Но музеи Капитолия - отличные, все на месте: и Волчица, и Венера, и статуи Микеланджело. Правда, мне показалось неудачным расширение музейного пространства за счет современных пристроек - первый в мире и в истории человеческой цивилизации публичный музей уже сам по себе экспонат, стоило его законсервировать потщательнее. Приличная пинакотека - с "Магдалиной" и "Бичеванием" Тинторетто, гигантским "Убийством святой Петрониллы" Гверчино, жопастыми младенцами Ромулом и Ремом от Рубенса.

Если прикинуть - я довольно много за короткий срок успел в Риме увидеть, и в разных местах побывать, и всего не перечислишь - так много разного, тут и базилика на фундаменте древних бань, и церкви разной степени роскоши убранства, и бывший квартал еврейского гетто с модерновой, в начале 20-го века построенной и вызвавшей бурю негодования синагогой (характерно, что возмущались не столько антисемиты, сколько защитники "сложившегося архитектурного облика", а впрочем, арх-фашистов от обычных фашистов отделяет совсем небольшой шаг, что можно наблюдать и нынче), и остатки театра Марчелло - далеко не столь величественный, как Колизей, но тоже внушительные. И на каждом шагу вспоминал подслушанную три года назад в поезде на Милан реплику: русские из Восточной Украины, покушав колбасы, оценивали итальянские красоты, и один сказал - "ну обошли раз кругом Колизея, а больше в Риме и делать нечего".

Да, тот же Колизей - бренд, штамп, клише, но ведь поражает! Симфония Рима - обязательно с партией машинных мигалок, которые вечно несутся куда-то, хотя движение - не такое, как в Неаполе, более упорядоченное, что меня тоже приятно успокоило. Для меня Рим оказался связан с редкостным ощущением, что я едва прикоснулся к необъятному. Во Флоренции, куда я отправился на весь следующий день, мне хватило нескольких часов при правильной организации расписания для всего, что было интересно. Про Неаполь не хочется лишний раз и думать. А Рим (где, впрочем, воказальная кассирша обсчитала меня на 1 евро, или случайно недодала, ради 1 евро обманывать - себя не уважать) - невероятный и бездонный. Как заметил предтеча всех нынешних туристов - столетья мчатся мимо, но существуют Рим и Колизей, и Мир - притон воров, клоака жизни сей.

Как-то раз одному человеку взбрело в голову украсть знаменитый римский Колизей. Он захотел, чтобы Колизей принадлежал только ему. «Почему, – недоумевал он, – я должен делить его со всеми? Пусть он будет только моим!» Он взял большую сумку и отправился к Колизею. Там он подождал, пока сторож отошел в сторонку, быстро набил сумку камнями из развалин древнего здания и понес домой.

На другой день он проделал то же самое. И с тех пор каждое утро, кроме воскресенья, он совершал по крайней мере два, а то и три таких рейса, всякий раз стараясь, чтобы сторожа не заметили его. В воскресенье он отдыхал и пересчитывал украденные камни, которые грудой лежали в подвале.

Когда же подвал весь был забит камнями, он стал сваливать их на чердаке. А когда и чердак заполнился до отказа, то стал прятать камни под диваны, в шкафы и даже в корзину для грязного белья.

Каждый раз, приходя к Колизею, он внимательно осматривал его со всех сторон и думал: «Он кажется все таким же огромным, но некоторая разница все же есть! Вон там и вот тут уже немного меньше камней осталось!»

Он вытирал пот со лба и выковыривал из стены еще один кирпич, выбивал из арки еще один камень и прятал их в сумку. Мимо него проходили толпы туристов с открытыми от восхищения и изумления ртами. А он ухмылялся про себя: «Удивляетесь? Ну-ну! Посмотрю-ка я, как вы будете удивляться, когда в один прекрасный день не найдете здесь Колизея!»

Порой случалось ему заходить в табачную лавку – а в табачных лавках в Италии всегда продают открытки с изображением достопримечательностей. Когда он смотрел на открытки с видами старинного амфитеатра Колизея, то всегда приходил в хорошее настроение. Правда, он тут же спохватывался и притворялся, будто сморкается, чтобы не увидели, как он смеется: «Ха-ха-ха! Открытки! Подождите, скоро только открытки и останутся вам на память о Колизее!»

Шли месяцы, годы. Украденные камни громоздились теперь под кроватью, заполнили кухню, оставив лишь узкий проход к газовой плите. Камнями была завалена ванная, а коридор превратился в траншею.

Но Колизей по-прежнему стоял на своем месте и пострадал от воровства не больше, чем от комариного укуса. Бедняга вор сильно постарел за это время и пришел в отчаяние. «Неужели, – думал он, – неужели я ошибся в своих расчетах? Наверное, легче было бы украсть купол собора Святого Петра! Ну да ладно, надо набраться мужества и терпения. Взялся за дело – надо доводить его до конца».

Однако каждый поход к Колизею давался ему теперь нелегко. Сумка оттягивала руки, а они были к тому же сплошь в ссадинах. И когда однажды он почувствовал, что жить ему осталось недолго, он в последний раз пришел к Колизею и, с трудом карабкаясь по скамьям амфитеатра, забрался на самый верх. Заходящее солнце окрашивало древние руины золотом и багрянцем. Но старик ничего не видел, потому что слезы застилали ему глаза. Он надеялся, что побудет здесь, на верху, в одиночестве, но на террасу тут же высыпала толпа туристов. На разных языках выражали они свой восторг. И вдруг среди множества голосов старый вор различил звонкий детский голосок какого-то мальчика: «Мой! Мой Колизей!»

Как фальшиво, как неприятно звучало это слово здесь, среди самой красоты! Только теперь старик понял это и даже захотел было сказать об этом мальчику, захотел научить его говорить «наш» вместо «мой». Но сил у него уже не хватило.

Как-то раз одному человеку взбрело в голову украсть знаменитый римский Колизей. Он захотел, чтобы Колизей принадлежал только ему. «Почему, – недоумевал он, – я должен делить его со всеми? Пусть он будет только моим!» Он взял большую сумку и отправился к Колизею. Там он подождал, пока сторож отошел в сторонку, быстро набил сумку камнями из развалин древнего здания и понес домой.

На другой день он проделал то же самое. И с тех пор каждое утро, кроме воскресенья, он совершал по крайней мере два, а то и три таких рейса, всякий раз стараясь, чтобы сторожа не заметили его. В воскресенье он отдыхал и пересчитывал украденные камни, которые грудой лежали в подвале.

Когда же подвал весь был забит камнями, он стал сваливать их на чердаке. А когда и чердак заполнился до отказа, то стал прятать камни под диваны, в шкафы и даже в корзину для грязного белья.

Каждый раз, приходя к Колизею, он внимательно осматривал его со всех сторон и думал: «Он кажется все таким же огромным, но некоторая разница все же есть! Вон там и вот тут уже немного меньше камней осталось!»

Он вытирал пот со лба и выковыривал из стены еще один кирпич, выбивал из арки еще один камень и прятал их в сумку. Мимо него проходили толпы туристов с открытыми от восхищения и изумления ртами. А он ухмылялся про себя: «Удивляетесь? Ну-ну! Посмотрю-ка я, как вы будете удивляться, когда в один прекрасный день не найдете здесь Колизея!»

Порой случалось ему заходить в табачную лавку – а в табачных лавках в Италии всегда продают открытки с изображением достопримечательностей. Когда он смотрел на открытки с видами старинного амфитеатра Колизея, то всегда приходил в хорошее настроение. Правда, он тут же спохватывался и притворялся, будто сморкается, чтобы не увидели, как он смеется: «Ха-ха-ха! Открытки! Подождите, скоро только открытки и останутся вам на память о Колизее!»

Шли месяцы, годы. Украденные камни громоздились теперь под кроватью, заполнили кухню, оставив лишь узкий проход к газовой плите. Камнями была завалена ванная, а коридор превратился в траншею.

Но Колизей по-прежнему стоял на своем месте и пострадал от воровства не больше, чем от комариного укуса. Бедняга вор сильно постарел за это время и пришел в отчаяние. «Неужели, – думал он, – неужели я ошибся в своих расчетах? Наверное, легче было бы украсть купол собора Святого Петра! Ну да ладно, надо набраться мужества и терпения. Взялся за дело – надо доводить его до конца».

Однако каждый поход к Колизею давался ему теперь нелегко. Сумка оттягивала руки, а они были к тому же сплошь в ссадинах. И когда однажды он почувствовал, что жить ему осталось недолго, он в последний раз пришел к Колизею и, с трудом карабкаясь по скамьям амфитеатра, забрался на самый верх. Заходящее солнце окрашивало древние руины золотом и багрянцем. Но старик ничего не видел, потому что слезы застилали ему глаза. Он надеялся, что побудет здесь, на верху, в одиночестве, но на террасу тут же высыпала толпа туристов. На разных языках выражали они свой восторг. И вдруг среди множества голосов старый вор различил звонкий детский голосок какого-то мальчика: «Мой! Мой Колизей!»

Как фальшиво, как неприятно звучало это слово здесь, среди самой красоты! Только теперь старик понял это и даже захотел было сказать об этом мальчику, захотел научить его говорить «наш» вместо «мой». Но сил у него уже не хватило.